Сцена из спектакля «Мурманский вальс». Фото: Мария Агапова
тестовый баннер под заглавное изображение
В Мурманске белые ночи с солнцем в зените, порт, рыболовецкие суда и лодки на заливе, редкие заплатки снега на только что зазеленевших сопках, памятники Ждущей, русскому солдату Алёше, подводной лодке «Курск», а также рыбе треске, которая тоже символ города. Эти и другие вполне узнаваемые мурманчанами реалии сошлись в «Мурманском вальсе». И совсем не в виде сценографических элементов.
Постановочная команда (что редкость для современного театра, сугубо мужская), решив рассказать о городе Мурманске, не стала прибегать к документальному театру, что вполне ожидаемо. Постановщики создали на сцене театральную сагу, охватывающую жизнь как минимум трех поколений мурманчан от рождения до… В 1945 году в местном роддоме на свет одновременно появились девочка и мальчик, чьи родители погибли: у девочки — мать в родах умерла от кровопотери, у мальчика отец пал геройской смертью при выполнении воинского долга.
С самого начала обозначив трагические обстоятельства жизни, автор вводит в повествование силу судьбы. И не какую-то там абстрактную, а конкретную: во-первых, судьба с рождения предназначила детей друг другу, а во-вторых, в сопровождающие им дала Ангела (Николай Акулов), правда, в виде философствующего дворника в белом как снег комбинезоне и летном шлеме. Снежная тема в оформлении вполне понятна — как-никак Заполярье. Два художника: Федор Архипов (сценография, костюмы) и Павел Куделькин (свет) добавили Мурманской саге волшебства.
Сцена из спектакля «Мурманский вальс». Фото: Мария Агапова
Этот небесный философ с парочкой подручных время от времени по-клоунски легко вполне реальную историю людей будет уводить в сказку. Но не ту, где добро всегда побеждает зло. Там герои по воле судьбы в час Х получают дополнительную силу, шанс. Пусть и небольшую, но силу. В такие моменты реализм на сцене приобретает черты магического.
А между тем жизнь в мурманском дворике бурлит, детские страсти (все же под присмотром взрослых) временами зашкаливают (современный буллинг тут в зачаточном виде и вполне себе безобиден), события следуют одно за другим. Мишка (Алексей Кинк), который по своим внешним данным отнюдь не герой (не высок, белобрыс, застенчивый мечтатель), влюблен в Маню (Диана Артёмова), которая даже не смотрит в его сторону — ни в дошкольном, ни в подростковом возрасте и только в юности благосклонно обратит на него свой девичий взор. У взрослых своя жизнь, при этом представленная не формально: образы бабушек и двух дедушек, заменивших детям родителей, прописаны ярко, что только добавляет постановке комедийных красок и иронии.
Режиссеру Николаю Гадомскому в «Мурманском вальсе» удалось как-то органично и даже тонко связать реальное с нереальным, прозу жизни с возвышенным, героическим, о котором, что особенно важно, в спектакле говорится без ложного пафоса. Напротив, постановщик нарочито убирает даже намек на пафосный тон, который вроде бы уместен дате, но в подобных случаях только ей вредит. Тут и ироничный текст персонажей (колоритный грузинский дедушка Мишки (Александр Волков), выпивающий портовик, дед Мани (Владимир Морев), и политически подкованная Манина бабушка-учительница (Анна Будовская), и короткие отсылы в мир сказки делают «Мурманский вальс» — трогательной историей. Актеры, занятые в спектакле, искренне и с азартом проживают ее.
Кстати, перед премьерой я заглянула в краеведческий музей, где человеческий фактор тоже стал ключевым в подготовке выставки к 80-летию Победы — она сделана через письма с фронта и на фронт. Так что подход более чем правильный: люди–судьбы–город–страна. И понятно почему — победа. Другого не дано.
Зрители следят за сюжетными поворотами в жизни обитателей мурманского дворика, старшее поколение узнаёт дворы своего детства. Узнают родной город в топонимике, именах, метеорологических особенностях Заполярья, в чертах характеров мурманчан и полных драматизма событиях, вписанных черным цветом в историю города.
Сцена из спектакля «Мурманский вальс». Фото: Мария Агапова
Одно из таких произошло в 1970 году: погибла подводная лодка К-8, выжила только часть экипажа. Эту сцену, основанную на реальных дневниковых записях командира подлодки, Николай Гадомский строит неожиданным образом: в отсек, где находятся мичман с коком Мишкой, является… смерть. Дерзкая, нахальная черноволосая девица, с вызовом в голосе и жестах, ее юбку украшают матросские сине-белые откидные воротники, и рассказывает им, что будет происходить с матросами и офицерами подлодки. Предлагает сыграть в карты, чтобы подводники отыгрались, таким образом сохранив себе жизнь. При вспышках красного света идет яростная игра не на жизнь, а на смерть в прямом смысле слова. Ее сопровождает текст с точными данными о том, что в этот момент происходит в разных отсеках подлодки. В одном вот-вот закончится подача кислорода, в другом начала прибывать вода… Правда, не погруженным в тему сложно проследить за процессом.
— Потанцуем! — заходясь от куража, кричит смерть и прижимает к себе невысокого Мишку.
Танец, понятное дело, художественный вымысел в пьесе, а в жизни… В Мурманске в здании мемориального маяка (рядом с морским православным собором Спас-на-водах) хранятся книги с именами моряков, погибших в мирное время. В честь них этот маяк установлен.
Но возвращаемся в театр. Картина напряженного действия на подлодке сменяется вполне мирной уже на суше, в самом мирном на свете учреждении — в родильном, где некогда на свет появились Маня и Миша, предназначенные друг другу судьбой, а теперь Маня сама впервые должна стать матерью, а Мишка — отцом. Здесь все та же акушерка Оля (Наталья Молчанова), принимавшая Маню от умирающей в родах матери. Здесь и ее школьная подруга детства Варя-сладкоежка (Мария Лобова), у которой вот-вот начнутся схватки — она-то ждет уже третьего ребенка.
Мишка все равно не выйдет из подлодки на поверхность… Свой последний, полученный от смерти шанс на жизнь он передаст любимой Мане, потому что у нее при родах, как и у ее матери, случится потеря крови, не совместимая с жизнью. Негероического вида муж ценой своей жизни спасет жену и ребенка.
Не сразу, но мурманский вальс как мелодия давал о себе знать еще в первом акте, он развернется к финалу в полную мощь. «Мой Мурманск, где в море капуста растет/Где пастбища только оленьи/Весной под травою нетающий лед/А осенью пахнет сиренью…». Не исключаю, что музыка, написанная Владиславом Сташинским для конкретного спектакля, зазвучит теперь и за пределами театра.
